Andy Susemihl
Музыка - отличный способ общения

11.01.2011

Планируя интервью с немецким гитаристом Энди Зуземилем, мы и не думали, что беседа окажется столь содержательной и интересной. Энди известен широкой публике по своей работе с U.D.O. и Sinner в конце 80-х, а также по недавним релизам Reece и Bangalore Choir, однако за свою длительную карьеру он успел переиграть в самых разных коллективах и записать альбомы в стилях не только хард-рок и хэви-метал, но и блюз, и даже кантри. Причем эти страницы его биографии практически не известны за пределами узкого круга специалистов, хотя именно знакомство с ними дает полное представление о стиле игры этого замечательного, но, увы, недооцененного музыканта. Попытаемся заполнить эти пробелы…

Когда мы договаривались об этом интервью, ты говорил, что вчера у тебя должен был состояться концерт. Как он прошел? Ты выступал сольно или с Дэвидом Рисом?

Вчера был просто пробный концерт с другим проектом, над которым я работаю в данный момент – это немецкий артист, альбом которого выходит на лейбле Universal. У нас был небольшой концерт на юге Германии, и я просто играл на гитаре в ансамбле этого парня. Мы отыграли три музыкальных сета, немного поджемовали, и людям это понравилось, все было отлично, но это не мой собственный материал. Я просто играл в группе другого музыканта.

Давай поговорим о твоем сотрудничестве с Дэвидом Рисом. Как ты познакомился с ним и решил записать его сольный альбом?

Впервые я встретил Дэвида Риса, когда мы работали в одной и той же студии – это были времена, когда я играл в U.D.O., в 1988 – 1989 годах. Дэвид же был вокалистом Accept, и наши группы записывались в студии Dierks в Кельне. Я познакомился с Дэвидом, он оказался очень веселым и классным парнем. Мы много времени проводили вместе в баре неподалеку от студии. Затем наши пути разошлись, потому что он отправился в США на гастроли с Accept, а мы с Удо закончили работу над альбомом и отправились в тур с Оззи Осборном.

Спустя 17 или 18 лет я отправился в бар в том же самом районе - мой друг захотел, чтобы мы снова встретились с Дэвидом, и он знал, что Дэвид в то же время находился поблизости. Мы встретились, поболтали и отлично провели время. На самом деле, я не планировал работать с Дэвидом или продюсировать его альбом, потому что у меня был другой проект на юге Германии, Die Unterschicht, дела у которого шли очень неплохо. У меня просто не было времени. Тогда мы решили: «Окей, давай просто напишем вместе несколько песен», потому как Дэвид выразил желание записать сольный альбом. Мы сочинили песни, и все получилось очень классно. Мне показалось, что это действительно хорошие вещи, они буквально появились сами собой. Было такое ощущение, что это не я их написал, они словно бы взялись из ниоткуда. Дэвиду тоже понравился результат, так что мы решили записать его сольный альбом – и так получился диск “Universal Language”.

Единственное, что нам стоило бы сделать по-другому – записать «живые» барабаны. Штефан Шварцманн приехал к нам для записи из Швейцарии, но он привез с собой электронные ударные и записал свои партии у меня в квартире. (Смеется). Но мне кажется, что это все равно хороший альбом. Мы продали около 3000 дисков в Европе, получили хорошие отзывы, выступили на “Wacken Open Air” на Market Stage – это маленькая сцена, но, как бы то ни было, мы отыграли на фестивале. Еще мы дали несколько концертов в Германии, Бельгии – это было отличное время.

Потом Дэвид захотел, чтобы я записал еще один альбом – им в итоге стал новый диск Bangalore Choir, который выйдет 22 сентября. Он начал налаживать связи с остальными парнями из Bangalore Choir. На самом деле, Джон Кирк сыграл на сольнике Дэвида и больше не хотел заниматься чем-то подобным, да и к тому же он занят другими делами – вообще-то он уже не музыкант. Так что Дэвид позвал Курта Митчелла – оригинального гитариста Bangalore Choir – который и сыграл почти все сольные партии на записи. Еще Дэвид пригласил Дэнни Гринберга – оригинального басиста группы – чтобы записать партии баса. К нам присоединился Ханс инт Зандт из группы Vengeance – отличный барабанщик из Голландии. Я сыграл все партии ритм-гитары, немного соло, придумал все гармонии и аранжировки, а также стал продюсером и автором 95% материала.

Мы записали барабаны в Бельгии в потрясающей студии Art Sound, Курт Митчелл записал свои партии у себя дома – он живет где-то в штате Невада, а Дэнни Гринберг прислал свои партии баса из Нью-Мексико. Я скачал все это из Интернета и собрал воедино, и это отлично сработало. Думаю, что этот альбом – “Cadence” – действительно хорош. Мы уже получили несколько рецензий из разных журналов со всего света – Англия, Австралия, Германия, Испания… Всем он нравится, его оценивают в 8-9 баллов из 10, а некоторые даже захотели назвать его «Альбомом месяца». Звучит многообещающе! В октябре мы отыграем несколько концертов в Австрии и Швейцарии, а потом – несколько концертов с UFO в Германии, ну а затем выступим на разных фестивалях. В Германии и Швейцарии мы будем выступать вчетвером – Ханс инт Зандт, наш новый басист из Голландии, Дэвид Рис и я, а во время фестиваля “Firefest” и британских концертов с нами будут Дэнни Гринберг и Курт Митчелл. На “Firefest” мы целиком исполним первый альбом Bangalore Choir “On Target” (1992). Очень интригующе!

Большинству слушателей Дэвид знаком благодаря участию в Accept и Bangalore Choir. Однако “Universal Language” звучит не так тяжело, скорее в духе Led Zeppelin и Whitesnake. Вы нарочно пытались добиться такого результата и сделать его отличным от того, чем был знаменит Дэвид прежде?

(Пауза). Ну, дело в том, что при работе над этим альбомом у меня не было какого-то генерального плана. Я знал, какого рода материал хочет получить Дэвид, но я не пытался намеренно писать песни в духе Accept или Bangalore Choir. Я знал, как звучит голос Дэвида, и мы просто хотели написать для него хорошие песни. Мы стремились создать такие песни, которые он мог бы аутентично исполнять на сцене, будучи уже немолодым человеком. Ему ведь уже не 25 лет, он стал более зрелым, его голос огрубел, да и ему самому больше нравится немного иной материал. Я просто пустил все на самотек и постарался выдать лучший материал, на который я способен, а при продюсировании не думать над тем, чтобы все звучало как Bangalore Choir или Accept. Я старался, чтобы процесс создания материала был непринужденным, и хотел быть открытым для конечного результата – это мой подход к продюсированию.

Кстати, тебе не кажется, что сейчас голос Дэвида звучит очень похоже на голос другого Дэвида? Мы имеем в виду Дэвида Ковердейла…

Да… Особенно после прослушивания нового альбома Bangalore Choir многие говорили: «Ну, это слегка смахивает на Whitesnake». А я отвечал: «Да? Вы правда так думаете?» Я и не предполагал, что все это будет звучать в духе Whitesnake. Ну что ж, Дэвид Рис находится где-то в этой категории – Дэвид Ковердейл, Ян Гиллан - но его голос по-прежнему остается узнаваемым. Он больше не поет так высоко, как раньше, потому что сам не хочет этого, но мне кажется, что в его голосе появилась какая-то глубина. Сравнения с Дэвидом Ковердейлом – это здорово, это комплимент. (Смеется). Я считаю, что Дэвид Ковердейл – очень хороший певец, как и Дэвид Рис.

Легко ли работать с Дэвидом? Когда он расстался с Accept, остальные участники группы говорили, что с ним непросто сотрудничать и все такое прочее…

Все дело всегда в коллективе. Я не думаю, что есть люди, с которыми всегда легко или всегда трудно иметь дело. Порой попадаются действительно сложные личности, не спорю, но я бы не сказал, что это относится к Дэвиду Рису. В его случае всему виной было столкновение двух типов людей, американского и немецкого менталитетов. В те времена ему было 25 лет, он хотел оттягиваться и жить полной жизнью. Ну вы понимаете, что я имею в виду: если ты молод, ты хочешь развлекаться, особенно если ты играешь в рок-н-ролльной группе. А у ребят из Accept было более серьезное отношение к жизни, ведь у них немецкий менталитет – мы всегда работаем, мы всегда серьезны … Не хочу сказать, что Дэвид относился к группе несерьезно, но произошло, так сказать, столкновение цивилизаций.

Я бы не стал говорить, что с Дэвидом тяжело общаться. Он рассказал мне свою версию произошедшего, но я слышал и другую точку зрения, так что это было просто неудачное сочетание личностей в одном коллективе. Некоторые люди легко находят общий язык друг с другом, некоторые – нет. Так что я бы не стал говорить, что он стал катализатором всех бедствий, а остальные были ангелами.

Продолжим разговор о личностях. Почему вы решили пригласить Йохена Фюндерса (ex-Holy Moses) в качестве басиста на “Universal Language”, и почему потом расстались с ним?

Дэвид хотел, чтобы с Bangalore Choir на концертах выступал другой басист. Наш барабанщик Штефан Шварцманн покинул команду, чтобы принять участие в реюнионе Accept, так что мы нашли Ханса инт Зандта, а он знал одного басиста, который проиграл с ним вместе очень долгое время. Сочетание этих парней работало просто великолепно. С Йохеном же мы не были настроены на одну волну – он собирался работать в другом направлении, которое нам не подходило. Мы расстались в хороших отношениях, не было никакой агрессии или вражды. Йохен - отличный парень, буквально вчера я разговаривал с ним, но у нас разные взгляды на музыку. У нового басиста сложилось полное взаимопонимание с Хансом, у него отличный стиль игры, он играет так, что в саунде не остается пустоты. Когда мы играем вчетвером, то на нас троих ложится вся инструментальная часть, потому что Дэвид просто певец. Мне приходится играть все партии ритм-гитары, а когда я играю соло, то нужен басист, который заполнял бы пространство. В этой группе на басиста ложится большая ответственность, он должен быть басистом и ритм-гитаристом одновременно. 

Интересно, что Дэвид, Штефан и ты имеете непосредственное отношение к Accept и UDO. Это просто совпадение или одна из причин, по которой вы решили работать вместе?

Я бы сказал, что наш проект Reece и то, что мы продолжаем им заниматься – это совпадение. Я играл с Йохеном в Die Unterschicht, где мы исполняли электронную музыку. Однажды мы репетировали, и Йохен предложил: «Эй, пошли в паб», а я не очень-то хотел идти, потому что чувствовал усталость. Но сказал: «Ладно, я пойду с тобой, и мы немного поболтаем с Дэвидом». Если бы я не сделал этого, мы бы никогда не занялись проектом Reece. Но я пошел в бар с Йохеном, и мы с Дэвидом буквально столкнулись лбами. У меня не было намерений работать с Дэвидом, но все получилось именно так. Затем Йохен позвонил Штефану, поскольку хотел поработать с ним над другим проектом. Мы же сказали: «Раз уж ты разговаривал со Штефаном, спроси его, не хочет ли он записать барабаны для сольного альбома Дэвида Риса». Но все это не планировалось заранее, просто так совпало.

Расскажи, пожалуйста, о названии альбома. Что такое «Универсальный язык»? Это рок-музыка или что-то еще?

Это название было идеей Дэвида. Музыка сама по себе – это и есть универсальный язык. Не только рок-музыка, хэви-метал, джаз или еще что-то, а просто музыка. Музыка является прекрасным способом общения. Если ты поешь на английском, китайском, русском или бельгийском языке или сочиняешь инструментальную музыку, это все равно непосредственно воздействует на сердца людей при условии, что ты сочиняешь хороший материал. Наверное, именно это и было тем смыслом, который мы вложили в название альбома.

Теперь, когда вы с Дэвидом возродили Bangalore Choir, будете ли вы продолжать работу над проектом Reece?

Это решать Дэвиду, но мне кажется, что он уже готовит материал для следующего диска. Думаю, он хочет записать еще один сольник. 10-12 лет назад если мы затевали новый проект, то распускали предыдущую группу, но сейчас я не вижу причин, по которым мы не могли бы заниматься его сольным альбомом и Bangalore Choir одновременно. У меня куча разных проектов, которыми я занимаюсь параллельно. Мне совершенно не обязательно уходить из одной группы, чтобы играть в другой.

В песне “All The Way” ты исполнил прекрасное блюзовое соло, оно звучит просто потрясающе. Тебе нравится блюз? И кто был твоими кумирами, когда ты был моложе?

Когда я был молод, меня привлекали гитаристы, игравшие мелодично – Михаэль Шенкер и Ули Рот. Затем я перебрался в США и почти 10 лет прожил в Лос-Анджелесе – я  перебрался туда в 1994 году. Здесь я познакомился со множеством различных стилей – поп, блюз, соул, прогрессив-рок. Я играл в самых разных направлениях, не ограничивая себя только хэви-металом или хард-роком. Мне очень нравился Стиви Рэй Вон за его уникальный саунд, еще я любил Джими Хендрикса, а особенно мне нравится Майкл Ландау – студийный гитарист из Лос-Анджелеса. Я частенько видел его в Голливуде в составе его трио. Мне нравится стиль игры, основанный на блюзе. Живя в Америке, я развил свои навыки игры блюза.

Песня “We Were Alive” рассказывает о молодости и свойственной ей страсти. А как на счет тебя? Ты ощущаешь ту же страсть к игре на гитаре, или со временем твое отношение к ней изменилось?

Нет, я все еще считаю себя фэном гитары. Можете забрать у меня все, но даже не думайте трогать мою гитару. Когда человек становится старше, он думает: «Надо сделать то, надо сделать это, надо зарабатывать деньги», да и музыкальный бизнес сейчас не в лучшем состоянии, но меня это не волнует. Для меня игра на этом инструменте – это своего рода духовная миссия, я по-прежнему хочу совершенствоваться и играть в разных стилях, чтобы стать настолько хорошим музыкантом, насколько я вообще способен. Проблема в том, что я много занимаюсь продюсированием, и мне приходится делать уйму разных вещей, так что у меня остается совсем мало времени, чтобы сесть и поиграть на гитаре, но я очень хочу больше играть и стать лучше. Я просто повернут на гитаре! (Смеется). Я испытываю ту же страсть к гитаре, что и 20 лет назад, и даже больше, ведь раньше я был ограничен только одним стилем, а сейчас я открыл для себя много нового.

Давай немного поговорим о твоем прошлом. В 1986 году ты присоединился к группе Sinner и записал с ними альбом “Dangerous Charm”. Это была твоя первая профессиональная группа?

Хм, профессиональная… Когда ты играешь в профессиональной группе, ты можешь жить за счет доходов от нее, что явно не подходило для случая с Sinner. Моей первой профессиональной группой были U.D.O., потому что я мог жить на те деньги, что зарабатывал в ней. Sinner были моей первой более-менее известной группой – нас знали в Германии, Австрии и Швейцарии, и хотя группа и не была очень уж популярной, но у нее был неплохой рейтинг, и люди в андерграунде хорошо ее принимали. На наши концерты тогда собиралось от 500 до 1000 человек.

До того, как я присоединился к Sinner, я играл в одной команде из моего родного города – мы исполняли музыку в духе Survivor и Toto с партиями клавишных, это был такой мелодик-рок. Команда пользовалась популярностью на локальном уровне, но именно Sinner стали первой группой, благодаря которой мое имя стало популярным за пределами родного города. С ними я стал… Не хочу сказать, что я стал популярным, но мое имя стало знакомо более широкой аудитории.

Расскажи нам, пожалуйста, о том времени. Какие у тебя сохранились воспоминания о гастролях с Sinner?

Мне всегда сложно отвечать на такие вопросы. Сходу я не могу ничего вспомнить, но когда мы закончим разговор, пройдет часа два, и мне в голову придет штук 20 разных историй. (Смеется). Ладно, вот, вспомнил один концерт… У нас в райдере никогда не было красных диванов или шампанского, мы просто требовали достойную пищу, чтобы мы могли перекусить перед шоу. На одном из концертов местный промоутер принес нам свиные отбивные и картофель фри в ведрах. (Смеется). Еда была просто отвратительной, совсем не вкусной, так что мы взяли отбивные и прибили их на стенки гардероба в гримерке!

А в целом, время, проведенное в Sinner, было для тебя хорошим или нет?

Это было чудесное время! Мы развлекались, давали отличные шоу, классно отрывались на вечеринках и записали несколько хороших альбомов. Естественно, это было дикое время – когда тебе 20 с небольшим, ты словно обезумевшее животное, все так ведут себя. (Смеется). Мои коллеги по группе были хорошими парнями, мы прекрасно проводили время, не было каких-то конфликтов. Это был мой первый опыт работы в серьезном бизнесе.

Как ты познакомился с Удо Диркшнайдером? Какие у тебя остались впечатления от записи альбома U.D.O. “Mean Machine” (1989)?

Это произошло благодаря Матиасу Диту. Какое-то время мы с ним вместе играли в Sinner, а затем он ушел в U.D.O. и записал с ними первый альбом “Animal House” (1987). После записи альбома группа рассталась с двумя бывшими музыкантами Warlock Питером Сигети (гит ара) и Франком Риттелем (бас), так что им требовались новые музыканты. Я был одним из тех, кому они позвонили, потому что Матиас рассказал обо мне Удо, и тому понравилась моя игра. Так что они позвонили мне, я разучил песни с “Animal House”, приехал к ним, прошел прослушивание, а неделю спустя они перезвонили и сказали, что я получил эту работу.

Удо оказался приятным парнем. В самом начале, в первые полгола, мы все жили вместе в одном доме, и он оказался очень добрым и обаятельным человеком, действительно классным. Уровень профессионализма был, разумеется, гораздо выше, чем в Sinner, потому что, как я уже говорил, это была первая команда, в которой я начал зарабатывать на жизнь. У нас был контракт с мейджор-лейблом Ariola/BMG, мы съездили в Венгрию для так называемых «пристрелочных» шоу, да и вообще все вопросы менеджмента полностью отличались от того, что было в Sinner.

Почему же ты ушел из U.D.O., записав с ними всего один альбом? Ты хотел играть другую музыку, или возникли какие-то личные проблемы?

Мне хотелось поиграть что-то другое. Это решение я принял по чисто музыкальным причинам – я не чувствовал себя комфортно, исполняя эту музыку, в моей голове роились другие идеи, которые совсем не подходили к стилю U.D.O. Оглядываясь назад, я могу сказать, что было бы лучше, если бы я остался для записи еще одного-двух альбомов, так было бы лучше с точки зрения бизнеса. Мое имя узнало бы больше людей, а я бы мог похвастаться: «Эй, я записал с U.D.O. 2 или 3 альбома». Это было не слишком мудрое решение, и сегодня я бы поступил по-другому, но тогда я хотел заниматься совершенно иными вещами. Я хотел идти вперед и развиваться, но деловые вопросы и веления сердца не всегда совпадают.

После U.D.O. ты вернулся в Sinner, но почему для альбома “No More Alibis” (1992) ты записал только несколько песен?

Когда я покинул U.D.O., я занялся другим проектом, который, к сожалению, провалился. Как-то раз я встретился с Мэтом Синнером, и он спросил меня: «Эй, не хочешь снова присоединиться к нам для записи альбома?» Почти все партии гитары были уже записаны, так что я присоединился к ним, сыграл несколько соло и партий ритм-гитары, однако желания переписывать весь альбом ни у кого не было. Мое эго не настолько велико, чтобы я говорил: «Я хочу сыграть все гитарные партии, я хочу играть то и это, и вообще я – звезда в этой группе». Так что я просто записал несколько своих партий, вот и все.

У вас с Матиасом Дитом была еще одна группа –  Ape, которая выпустила альбом “Human Greed” (1992). Что ты можешь рассказать об этой записи?

Это был проект басиста Эмиля Брандо, который проходил прослушивание в U.D.O. несколькими годами ранее. Когда я присоединился к Удо, там играл Дитер Рубах, но спустя полгода после первого совместного тура нам понадобился другой музыкант, и в этот момент и объявился Эмиль Брандо. Он не подошел для U.D.O., но я не прекратил с ним общаться. Так что в 1992 году он позвонил мне и спросил, не хочу ли я записать несколько партий для альбома Ape.

Не знаю, видели ли вы фото на обложке, где мы стоим обнаженными. Это был коллаж, потому что с Матиасом мы даже не пересекались в студии. Он записал все гитарные партии в шести или семи песнях, а я записал остальные пять или шесть, но мы так и не поработали вместе. Это был студийный проект, мы не сыграли ни одного концерта и даже никогда не репетировали. Но все равно было очень весело работать над этой записью.

Ты упомянул обложку, где вы стоите голыми. Чья это была идея?

Это была идея нашего барабанщика Криса (Крис Пфанншмидт). У его отца была своя фирма, специализировавшаяся на графическом дизайне, он работал с визуальным оформлением, «Фотошопом» и прочими вещами. Он сфотографировал каждого из нас, а потом совместил фотографии.

Что ты можешь сказать о своем сотрудничестве с Матиасом? Легко ли было играть с ним? Не было ли между вами какого-то соперничества – кто сыграет лучшее соло или что-то в этом духе?

Конечно, дух соперничества всегда присутствовал, но именно благодаря ему музыкант начинает играть лучше. Мы прекрасно общались, именно Матиас привел меня в U.D.O., так что наше соперничество носило позитивный характер, мы не старались доказать, что кто-то из нас круче. У него был свой собственный стиль, и мы всегда старались следить за тем, что мы играем соло в равных пропорциях. Мы строили наши отношения на том, что мы оба должны играть и ритм, и соло, а не как в Accept, где один парень играет только ритм, а другой – все соло. Мы же были равны.

Почему в 1994 году ты решил переехать в США? С точки зрения дня сегодняшнего, это было правильное решение, или сейчас ты бы поступил по-другому?

Мне кажется, я все сделал правильно. Я не заработал миллионов долларов, но я вырос, как музыкант. Я познакомился с другими музыкальными стилями, встретил множество интересных людей и поиграл в нескольких интересных командах. Например, я играл одной прогрессив-роковой команде из Малибу вместе с женой гитариста Ричи Котцена. В этой же группе мне удалось поиграть и с другими интересными музыкантами. Я записал несколько альбомов с Энди Крамером, который продюсировал пластинки Джими Хендрикса, да и вообще я поработал со многими интересными личностями. Так что решение было правильным.

Я мог бы переехать и немного раньше. У меня был друг, который занимается гитарными усилителями Bogner, и однажды он сказал: «Эй, завтра я отправляюсь в Лос-Анджелес, не хочешь со мной?» А я ответил: «Я не могу так быстро дать ответ, мне нужно подумать». Он уехал один, но мы продолжали созваниваться. Прошло всего два-три месяца, а у него уже появилась крупная компания по производству усилителей, ну а я все раздумывал над его предложением. Я ушел из U.D.O., чтобы заняться сольным творчеством, однако менеджмент-компания, с которой я связался, оказалась просто ужасной, она работала ниже всякой критики. В конечном итоге мой проект развалился, и все мои иллюзии развеялись. После пары лет упорного труда у нас появились действительно хорошие песни, мы сочинили порядка 40 вещей, но так и не смогли подписать контракт – все ограничивалось одними разговорами. Это был мой самый ужасный опыт общения с отвратительными людьми. Так что я решил: «Ладно, попробую обосноваться в Лос-Анджелесе и посмотрю, чем это все закончится». Я собрал чемодан, отправился туда, да так и остался в этом городе на 10 лет.

Расскажи, пожалуйста, о своей работе в таких группах, как Miracle Mile и Mr. Perfect, ведь их записи очень трудно найти. Какой материал исполняли эти команды?

К Mr. Perfect я присоединился для того, чтобы сыграть всего несколько соло. Это была группа бывшего барабанщика Sinner Берни ван дер Графа. Для меня этот проект был скорее развлечением, потому что в нем играло несколько моих друзей, и я был настроен просто записать несколько сольных партий. Я ехал из Берлина, остановился в студии на день или два, записал свои партии и продолжил путь домой. В общей сложности я дал с этой группой около 10 концертов. Но это была лишь работа на стороне. Все это происходило незадолго до моего отъезда в США, и я не был настоящим членом группы, ведь ребята знали, что мне предстоит переезд. Можно, конечно, играть сразу в нескольких проектах, но если один из музыкантов живет на другом континенте, то очень сложно собираться вместе для концертов. 

Что касается Miracle Mile, то это совсем другая история. Это была одна из моих первых профессиональных групп в Америке. У группы был контракт - хоть и с маленьким лейблом (Pinch Hit Records), но все же контракт. Все музыканты были профессионалами и пытались исполнять настоящий прогрессивный рок, что было для меня серьезным испытанием, ведь я был вынужден играть на гитаре в абсолютно иной манере. Гитарные партии в стиле хэви-метал им были не нужны. С одной стороны, они хотели сложных текстур, всевозможных эффектов и объемного звука, но с другой стороны, им требовался и тяжелый звук. Мы потратили кучу времени на репетиции, эксперименты и запись, создавая уникальное звучание группы. Это была моя первая группа, где все остальные музыканты были американцами. Хотя барабанщик был родом из Финляндии, но и он уже давно жил в Штатах. Для меня это был новый опыт, и он по-своему оказался удачным.

В своей собственной группе 7-9-7 ты не только играл на гитаре, но и пел. Почему ты решил стать вокалистом? Тебе кажется, что пение помогает лучше выразить себя?

На самом деле, меня надоумил стать вокалистом мой друг Райнард Богнер. Когда я только попал в Лос-Анджелес, я поступил в GIT (Guitar Institute of Technology), но тогда я скорее пытался пробиться на сцену, а не развивать свои навыки. Хотя я всегда стремился стать лучше как гитарист, но тогда для меня важнее было хоть как-то заявить о себе, а то, что преподавали в институте, я и так знал. Райнард сказал мне: «Эй, брось ты этот институт и переходи в VIT – этот институт находится в том же здании, но там учат пению, а не игре на гитаре». Я спросил директора института, возможно ли это, и он ответил: «Да, вполне». Я проучился в этом институте полгода, и это стало отличным решением. Потому что я стал петь гораздо лучше.

Я начал петь на своих демо-записях еще до того, как переехал в США, потому что замучился искать подходящего вокалиста. Наверное, примерно так же режиссер пробует на роль. Приходят вокалисты и что-то поют, но у одного не хватает времени, другой хочет денег, а третий не хочет петь так, как мне было нужно. Так что я стал развивать собственный вокал и после полугода ощутил, что теперь и сам могу стать неплохим певцом.

Пение – это еще один способ самовыражения, я не рассматриваю себя только как гитариста, я и вокалист, и гитарист одновременно. Но своих следующих сольных альбомах я буду и петь, и играть на гитаре. Я также хочу выступать на концертах в качестве поющего гитариста. Вчера я пел и играл на гитаре, и после концерта ко мне подходили разные люди и говорили, что им это понравилось, они покупали наши диски – им нравится наш стиль. Так что есть множество доказательств тому, что я на правильном пути.

Почему ты решил вернуться в Германию после того, как почти 10 лет прожил в Америке?

Это случилось из-за 7-9-7. Поначалу она состояла из одних американцев, но затем к нам присоединился один парень из Германии – барабанщик, которого я знал еще с тех пор, как сам жил в Германии. Он прилетел в Лос-Анджелес, поскольку у него здесь была кое-какая работенка. Мы неплохо поладили с ним, и он присоединился к 7-9-7. В Лос-Анджелесе он прожил год или два, но в Америке очень трудно записывать альбом и одновременно обеспечивать свое существование, так что мы решили уехать на полгода в Европу, закончить альбом, а затем вернуться в США. Но этого так и не случилось – мы прилетели в Европу, да так здесь и остались. К нам проявили интерес некоторые фирмы звукозаписи, мы достаточно быстро и легко нашли себе менеджмент-компанию, которая верила в нас. Два или три года мы старались чего-то добиться, но затем поняли, что ничего не получится, и группа распалась. Я хотел вернуться в Лос-Анджелес, но мне помешали проблемы, связанные с семьей, так что я был вынужден остаться в Германии.

И все-таки – почему 7-9-7 распались? Ты сказал, что группа пользовалась популярностью…

Частично это произошло из-за деловых проблем. Менеджмент действительно верил в нас, они вкладывали в нас деньги, но спустя год или два мы увидели, что ни один лейбл не хочет подписывать с нами контракт. У меня также возникли личные проблемы с другими участниками группы, так что мы посчитали за лучшее распустить группу. У нас был отличный альбом (“Get Me To The World On Time”, 2006), мы неплохо провели время, но в тот момент решение о роспуске было, пожалуй, самым лучшим.

В 2008 году у тебя вышел инструментальный альбом “Supermihl and Superfriends”. Почему ты решил записать именно инструментальный материал? И каково было работать с Ричи Котценом?

Основная идее я была такова: «Эй, я гитарист, люди знают меня именно в этом качестве. И я никогда не выпускал инструментальных дисков, так что будет круто просто сыграть на гитаре, выдать запильные соло, поиграть в разных стилях и сочинить классные мелодии». В то время я безвылазно сидел в студии и занимался разной ерундой, уделяя гитаре не слишком много времени. Так что я просто захотел повысить свое реноме и записать альбом, который бы стал для меня визитной карточкой. На некоторое время я вернулся в Америку и попросил кое-каких друзей, среди которых был и Рафаэль Морейра, игравший с Пинк и Кристиной Агилерой, исполнить несколько соло. Рафаэлю эта идея понравилась, как и сам материал. Я позвонил другим знакомым, и Ричи был среди них. Он сразу же ответил на мой звонок и захотел записать соло. Я приехал к нему в студию, и он все записал примерно за час. Мне показалось, что приглашение нескольких именитых людей – это хорошая идея. Мне почти удалось уговорить принять участие в записи Слэша.

Скажи, а ты сам слушаешь современную инструментальную музыку? Тебе не кажется, что лучшие инструментальные альбомы были записаны много лет назад, а сейчас есть лишь несколько человек, которые выделяются чем-то особенным?

Все зависит от того, что это за музыка. Как я говорил, мне очень нравится Майкл Ландау - не знаю, знакомо ли вам его творчество. Он исполняет блюз с примесью фьюжна и джаза, в основном инструментальный, и это отличная музыка. Мне по-прежнему нравятся старые записи Джо Сатриани – они очень изобретательны и по-настоящему вдохновляют, но если говорить о современных инструментальных записях, то мой ответ – «нет». Я не могу назвать ни одного инструментального альбома, который бы я слушал сейчас, и это очень печально.

Ты играешь в разных стилях – хэви-метал, хард-рок, прогрессив-рок, кантри, блюз. Какой из них твой любимый?

Я бы сказал, что я роковый и блюзовый гитарист, в этих стилях я наиболее силен.

Доволен ли ты своей карьерой? Тебе никогда не казалось, что ты так и не достиг того успеха, которого действительно заслуживаешь?

Было бы неплохо сочинить хит или записать собственный альбом, который бы сделал меня популярным, чтобы я мог жить за счет музыки и гастролировать по всему миру. Но в действительности меня огорчает лишь ситуация с концертами. В Центральной Европе клубы очень сильно деградировали, и дела с живыми выступлениями обстоят далеко не лучшим образом. Я бы хотел выступать с концертами гораздо больше, поехал бы в тур, чтобы поиграть для зрителей, вот что мне хотелось бы изменить.

Какая из групп для тебя является приоритетной в настоящий момент - Bangalore Choir, сольный проект Дэвида Риса или твои собственные проекты?

Думаю, они все равны для меня. С Bangalore Choir дела идут неплохо, многим понравился альбом. У меня есть и собственный проект, который бы я хотел продвигать и дальше и уделять ему больше внимания. Мне нравится играть мои собственные песни, мне по душе исполнение инструментального материала, но особенно я люблю петь. Я сейчас веду переговоры с концертным агентом, который хочет заключить договор с этим проектом и организовать для нас побольше выступлений. Еще я играю в группе с одним приятелем, которого знаю уже около 30 лет. Она называется Rock und Rollinger, в ней рок-музыка смешивается с кабаре, нас очень хорошо принимают в Германии. В прошлом году мы продали около 5000 дисков, людям они очень нравятся. Эти три группы –  Bangalore Choir, Rock und Rollinger и мой сольный проект – и являются для меня приоритетными.

Что бы ты посоветовал начинающим музыкантам?

Музыкальная индустрия переживает сейчас трудные времена, так что сначала вам нужно решить, действительно ли вы хотите этим заниматься. Если да, то ни о чем не думайте и всецело отдавайте себя музыке. Играйте от души, всегда старайтесь быть самими собой, выражайте себя. Вам, как актеру, нужно жить этим, вживаться в роль. Если люди заметят, что это игра, то это значит, что вам не удается добиться правдоподобности, или вы идете не тем путем. Просто будьте откровенны перед самими собой и, наверное, не слишком увлекайтесь пьянками и вечеринками! (Дружный смех).

Официальный сайт Энди Зюземиля: http://www.andysusemihl.com/

Интервью – Константин “Hirax” Чиликин, Роман Патрашов
Перевод с английского – Константин “Hirax” Чиликин
4 сентября 2010 г.
© HeadBanger.ru